Неточные совпадения
— У нас в клубе смешанное общество, — объяснила Хиония Алексеевна по дороге в танцевальный зал, где пиликал очень плохой
оркестр самую ветхозаветную польку. — Можно сказать, мы устроились совсем на демократическую ногу; есть здесь приказчики, мелкие чиновники,
маленькие купчики, учителя… Но есть и представители нашего beau mond'a: горные инженеры, адвокаты, прокурор, золотопромышленники, заводчики, доктора… А какой богатый выбор красивых дам!..
Плохонький зал, переделанный из какой-то оранжереи, был скупо освещен десятком ламп; по стенам висели безобразные гирлянды из еловой хвои, пересыпанной бумажными цветами. Эти гирлянды придавали всему залу похоронный характер. Около стен, на вытертых диванчиках, цветной шпалерой разместились дамы; в глубине, в
маленькой эстраде, заменявшей сцену, помещался
оркестр; мужчины жались около дверей. Десятка два пар кружились по залу, подымая облако едкой пыли.
Клуб был
маленький, и комнаты не были еще отделаны с надлежащей клубною роскошью. Играл плохонький еврейский
оркестр. Но невзыскательная запольская публика, наскучавшаяся у себя дома, была рада и этому, особенно дамы.
Надобно решительно иметь детское простодушие одного моего знакомого прапорщика, который даже в пище вкусу не знает; надобно именно владеть его головой, чтоб поверить баронессе, когда она мило уверяет вас, что дает этот бал для удовольствия общества, а не для того, чтоб позатянуть поступившее на нее
маленькое взыскание, тысяч в тридцать серебром, о чем она и будет тут же, под волшебные звуки
оркестра Лядова, говорить с особами, от которых зависит дело.
Юнкера — великие мастера проникнуть в разные крупные и
малые дела и делишки — знают, что на флейте играет в их
оркестре известный Дышман, на корнет-а-пистоне — прославленный Зеленчук, на гобое — Смирнов, на кларнете — Михайловский, на валторне — Чародей-Дудкин, на огромных медных басах — наемные, сверхсрочно служащие музыканты гренадерских московских полков, бывшие ученики старого требовательного Крейнбринга, и так далее.
Барабанщик же Александровского
оркестра — несменяемый великий артист Индурский, из кантонистов, однолетка с Крейнбрингом, —
маленький, стройный старичок с черными усами и с седыми баками по пояс.
Уместны ли в той игре, какую я вел сам с собой, банальная осторожность? бесцельное самолюбие? даже — сомнение? Не отказался ли я от входа в уже раскрытую дверь только потому, что слишком хорошо помнил большие и
маленькие лжи прошлого? Был полный звук, верный тон — я слышал его, но заткнул уши, мнительно вспоминал прежние какофонии. Что, если мелодия была предложена истинным на сей раз
оркестром?
Она села в третьем ряду, и когда Гуров взглянул на нее, то сердце у него сжалось, и он понял ясно, что для него теперь на всем свете нет ближе, дороже и важнее человека; она, затерявшаяся в провинциальной толпе, эта
маленькая женщина, ничем не замечательная, с вульгарною лорнеткой в руках, наполняла теперь всю его жизнь, была его горем, радостью, единственным счастьем, какого он теперь желал для себя; и под звуки плохого
оркестра, дрянных обывательских скрипок, он думал о том, как она хороша.
Капельмейстер, державший первую скрипку, был ленивейшее в мире животное: вместо того, чтобы упражнять
оркестр и совершенствоваться самому в музыке, он или спал, или удил рыбу, или, наконец, играл с барской собакой на дворе; про прочую братию и говорить нечего: мальчишка-валторнист был такой шалун, что его следовало бы непременно раз по семи в день сечь: в валторну свою он насыпал песку, наливал щей и даже засовывал в широкое отверстие ее
маленьких котят.
Когда
оркестр играл увертюру, она стояла на сцене и глядела на него в
маленькое отверстие в занавесе.
В другой люльке лежала старушка, играла в куклы и сосала рожок, а за нею присматривала
маленькая девочка с розгой; затем везли свинью, покоющуюся на розах, за нею брел
оркестр музыкантов и певцов, где играл козел на скрипке и пел осел.